— Екатерина, вы выбрали науку или она вас?
— Я попала в науку, потому что так было предначертано. Мне повезло: и руководитель был заинтересован, и тема исследований была интересная, и было финансирование, и мне всё нравилось. Поэтому вопрос о том, куда идти после магистратуры, даже не стоял. А у коллег, которые со мной вместе учились, были некоторые метания: оставаться, уходить, куда идти дальше... Поэтому молодых ученых надо цеплять ещё в бакалавриате. Сейчас вузы даже со школьниками начинают работать, чтобы удержать их.
— Чем конкретно занимается ваша лаборатория?
— Вектор моего интереса — нейроны и место контакта между дендритом и аксоном, так называемый синапс (греч. «соединение, связь» — Ред.). При болезни Альцгеймера человек теряет синапсы, у него наблюдаются сильные когнитивные изменения, потеря памяти, внимания и т. д. Если при болезни Альцгеймера не дать синапсам деградировать, уменьшиться в размере, чтобы они продолжали эффективно выполнять свою функцию, то, как мы предполагаем, можно развитие болезни остановить.
Ещё один проект, к которому мы пришли с совершенно другой стороны, — это нивелирование искажений при микроскопии. Это необходимо, потому что дендритный шипик (синапс со стороны дендрита) — объект маленький, сопоставимый с разрешением микроскопов. Мы работаем, чтобы математическим образом эти искажения убрать. А другой проект как раз направлен на то, как достоверно оценить форму синапсов на этих микроскопических изображениях. Два этих междисциплинарных проекта помогают прийти к решению этой проблемы с разных сторон.
— Что вы поняли про мозг и нейроны?
— Что нейроны крайне капризны, работать с ними крайне сложно, они не любят, когда в их жизнь вмешиваются. Я работаю с первичными культурами, то есть это те нейроны, которые мы выращиваем в искусственных условиях. Но они живые, проходят полный жизненный цикл от маленькой клеточки до зрелого нейрона с отростками: формируют контакты, общаются друг с другом, функционируют, сбиваются в сгустки, и умирают. Полный цикл в наших условиях занимает около 3 недель. Так как к этим нейронам легко попасть, это не головной мозг, можно совершать с ними массу различных манипуляций.
— Как преподаватель что можете сказать про современных студентов?
— Я преподаю давно и то, чем сама занимаюсь в лаборатории — молекулярную нейробиологию. Идеальное сочетание! Каждый год обновляют курс со свежим данными из научных статей, он постоянно эволюционирует. В 2021 году у меня появились два новых курса: научный английский язык и цифровые ресурсы в науке. Каждый год студенты совершенно разные, но с ними очень любопытно общаться, они много интересного рассказывают. Задания, которые им даю, не на знания, а на понимание процессов. Я разрешаю пользоваться любыми источниками, даже сама учебники приношу на контрольные: пытаюсь заставить их решать задачи исходя не из каких-то выученных знаний. Главное, чтобы они могли думать и решать проблемы в области нейробиологии.
— Многим приходится жертвовать ради науки?
— Конечно, я стараюсь отдыхать, чтобы не было выгорания. Но ученые — люди творческие, и график работы у нас ненормированный. Когда эксперимент невозможно остановить, нужно добавить какое-то вещество, провести манипуляцию, бывает, что и в выходные приходим в лабораторию. Потому что если поставить на паузу, то придётся всё заново начинать. И по ночам иногда дома пишем тезисы, статьи редактируем, потому что «бумажной» работы тоже много и есть необходимость читать много научных статей. За каждым открытием стоят годы кропотливой рутинной работы, а хорошая публикация может получиться только спустя несколько лет трудовой деятельности целого коллектива.
— Чем вас привлекает наука?
— Для меня важна реализация чего-то значимого, видимого, нового. Интересно задавать правильные вопросы природе и находить на них ответы. В целом работа нескучная и ответственная. Хотя, конечно, у нас много провалов и неудач. 95% экспериментов не получаются или заканчиваются ничем. Значит, надо подумать, решить, что и как сделать по-другому. Нужны настойчивость и твердость характера. Главное — не унывать.
